Дикий лотос или рождественская сказка для взрослых
Я видел лилию, плавающую в черной болотной воде.
Все вокруг прогнило, а лилия оставалась чистой, как ангельские одежды. В темном
пруду появилась рябь, она покачивала лилию, но ни пятнышка не появилось на ней.
Из дневников св.царицы-мученицы Александры.
Друзья Александра негодовали. «Он сошел с ума!»
- это самое мягкое из того, что звучало в его адрес, а ведь он – почетный
гражданин города. Еще до окончания школы Алек уже играл эпизодические роли в
театре. Приходилось быть и лакеем, и почтальоном и даже маленьким нищим.
Мальчишку это нисколько не смущало. Главное – сцена. Возможность пройти по ней,
посмотреть зрителю прямо в глаза, смело произнести нужные фразы. Произнести
так, чтобы не оставалось никаких сомнений – перед ними настоящий слуга или
подмастерье.
Это зарождало в нем какое-то сладкое,
удивительное чувство, природу которого он и сам не мог объяснить. Это чувство
непреодолимо влекло способного паренька к актерской профессии, и неважно, что
его никто не одобрял. «Пустая трата времени!» - в один голос твердили родители,
учителя, соседи. Попробовали бы они повторить это сейчас, десять лет спустя,
когда Алек, несмотря на свой еще совсем молодой возраст, стал заслуженным
артистом. Частенько его приглашали перейти в столичный театр, не теряя надежды,
что он изменит свое решение никогда не покидать родных мест. Но талантливый
актер оставался непреклонным. Хотя свое негласное правило, он, представьте
себе, все же нарушил!
Отправься Алек в столицу, за него бы только
порадовались. А вот нынешнее путешествие возмутило решительно всех. Подумать
только, он отказался от такого подарка! Чтобы понять причину их «праведного
гнева», начинать придется издалека.
Родители Алека ушли из жизни один за другим – он
был поздним ребенком. Жил один, в небольшом, ветхом домике. Вся улица, теперь
гордо именуемая «частным сектором», давно уж приукрасилась белыми, словно
изваянными из карраского мрамора, строениями, покрытыми цветной черепицей.
Кружева плетущихся роз и полосатых петуний обнимали колоннады террас. А его
домишко едва виднелся над землей. Он тоже был чисто выбелен, но серый шифер
потемнел от времени, снизу стены были подернуты мхом, а светолюбивые, одичавшие
мальвы достигали крыши.
Летом Александру довелось встречать дочь мэра
соседнего городка, которая нередко приезжала для того лишь, чтобы полюбоваться
его игрой на сцене. Тогда люди и заговорили – негоже заслуженному актеру
принимать высоких гостей в таком убогом жилище, да и почему городская власть до
сих пор не подумала о жилье для почетного гражданина? Возмутительно!
Власть принялась думать, и результат оказался
самой настоящей неожиданностью – огромная, благоустроенная квартира в самом
центре города! «То-то заживешь теперь со всеми удобствами!» - поздравляли
знакомые. А он пойди да и скажи в горсовете, что вместо квартиры желает
получить поездку. В Египет. И больше ему ничего не нужно.
Что же скажет об этом дочь мэра? Не сочтет ли
его в лучшем случае чудаком, а в худшем… Впрочем, не будем упоминать о худшем.
Вы думаете, Алек вовсе не интересовался мнением
дочери мера? Вы ошибаетесь.
Ее зовут Лилия. Красивое имя, не правда ли?
Александру оно сразу понравилось. Кроме пышных и темных, как грозовое облако,
волос и взгляда цвета чистой бирюзы, она владела проницательным умом и каким-то
прирожденным благородством, скользившем в каждом ее движении. Почему-то все
были убеждены, что Лиля без ума от вечеринок и ювелирных украшений. Доля правды
в этом есть – девушка действительно любила жемчуга, да только не те, что
холодят шею или оттягивают уши. Свои жемчужины она находила, словно в ракушке,
в глубокой провинции – это были шедевры малоизвестных авторов. Дышащие любовью
ко всему живому пейзажи, обрывающиеся от избытка чувств сонаты, исполненные
тонкой грации старинные бальные танцы. Но больше всего ей нравилось смотреть на
Алека-Гамлета или Ромео. Лиля никак не могла понять, когда же он настоящий – в
жизни или на сцене. За этим и заглянула в его старенький домик. Но так уж
сложилось, что больше говорила она, а он заворожено слушал. Рядом с ним так
хотелось обо всем рассказать…
Говорила о той, неведомой людям красоте, которую
удалось отыскать, о солнечных днях своего детства, когда мать учила ее играть
на скрипке…
– Мама рано покинула наш мир, и скрипка с тех
пор пылится в кладовой. Я так ничему и не научилось – струны не слушаются меня.
Наверное, еще помнят легкие, искусные прикосновения моей матери. Зато я
различаю их напевы внутри. Эти звуки и есть скорбь, сочувствие или радость…
Умение чувствовать – это умение жить. Так говорила мама.
Александр не сводил с гостьи глаз. «Тебе незачем
учиться музыке, твой голос, его яркие оттенки – нотки светлой грусти, нежности,
тоски или негодования прекраснее, чем пронзительные вздохи скрипки…» -
нашептывали ему мысли, но произнести эти слова вслух он не осмелился. Не стоит
сожалеть об этом, ведь «мысль изреченная есть ложь» . А в его душе в этот миг
не было ни капли лжи, ни малейшего намека на лесть.
– О чем Вы мечтаете? – тихо спросил Алек.
– Вы будете смеяться, - смутилась девушка.
– Нет, скажите, поверьте, мне дороги Ваши мечты,
как свои собственные!
– Хочу поцеловать лотос. Дикий, рожденный в
темном иле медленно несущего свои воды Нила, но, тем не менее, белый-белый!
Яркий – ярче и ослепительней горных вершин! Мне кажется, если я прикоснусь
губами к его шелковым лепесткам, то почувствую что-то новое, неизведанное… Не
правда ли, глупая мечта? Вы первый, кому я рассказываю об этом.
– Ваша мечта не глупа. Она просто слишком
красива для того, чтобы быть помнятой.
Близилось Рождество. Метель, словно теплым
лебяжьим пухом, окутывала дом Алека снегом. Ее белое платье мелькало то тут, то
там, сверкая в неустанном, ликующем кружении. Земля нарядилась невестой, чтобы
достойно встретить Небесного Жениха. Но об этом мало кто задумывался. Чаще
думали о изысканных блюдах да терялись в догадках – чем порадовать близких.
Смысл трепетного ожидания встречи также был слишком красив для тех, кто давно
позабыл, что название наступающего праздника состоит не из одного слова…
Лиле вручили длинные серьги из красного золота с
крохотными вставками – пурпурными листиками клена, как уверял продавец, искусно
вырезанными из рубина. «Воистину царский подарок!» - восклицали гости. Надо же
им было воздать должное щедрости одного из поклонников дочери мэра. Не
обошлось, конечно, без перешептываний о низкопробном золоте и фальшивых камнях,
да что греха таить, без них почти никогда не обходится.
Рожденный в тихую южную ночь предпочел холоду
гордого металла мягкую позолоту свежего сена да теплое дыхание вола… В Его
решении видна мудрость и чистота.
О чистоте напоминал и подарок, приготовленный
для Лилии Александром. Он привлекал неуемный интерес пассажиров самолета,
возвращавшегося из Египта. Пряча тонкий и длинный, точно зеленый локон русалки,
стебель в стеклянной посудине, болотный цветок мерно покачивался на поверхности
воды. Цветок белый, как снег, брызжущий в разные стороны от взлетно-посадочной
полосы.
Его владелец бережно прикрывая ладонями свое
сокровище, спешил – нет, не домой, а к не менее желанному порогу, где можно
было встретить ту, что носила имя чудного египетского гостя. Он подарит ей
заветный поцелуй. Поцелуй лотоса.
Чуть не поскользнувшись, Алек бросился к
открывающимся воротам. Экономка остановила незваного гостя властным движением
руки.
– Хозяйку ищете? Уходите скорее, пока господин
мэр вас не увидел, Вы только усугубите его горе.
– Что-то случилось?
Души коснулся жуткий холодок – мерзкий
предшественник обжигающей боли.
– В сочельник ушла из дому, в такую
беспросветную метель! Ни отца, ни гостей не послушалась. Мол, нужно навестить
бедных, к друзьям заглянуть… Какая уж тут благотворительность, если даже
автомобиль из двора выехать не может! Но упрямая девчонка пешком ушла! И не
вернулась... К утру, когда буран утих, нашли на озере, у проруби, ее кроличью
варежку. Верно, пошла ко дну, как водяная лилия...
Служанка расплакалась, закрыв лицо ладонями.
Александр брел, не разбирая дороги. Он частенько
спотыкался, падал в глубокие сугробы и выбирался из них, оледеневший, густо
осыпанный цепким мокрым серебром. Парень не замечал этого. Он вообще ничего не
замечал. Лишь без конца покрывал поцелуями свою, привядшую от морозного
дыхания, ношу. Ведь ее тоже зовут Лилией…
Алек наконец осмотрелся – он был в своем
дворике. Не зря же говорят, что ноги сами несут к отчему дому. К двери вела
свежая, кем-то протоптанная в густых снежных заносах, тропинка. Он подошел ближе…
На пороге, прислонившись к ступеньке, сидела
девушка. Она куталась в мягкую лисью шубку, а посиневшие от холода ручки
прятала в одну варежку. На ее растрепанных темных волосах блестели крохотные,
мерцающие звездочки.
– Лилия!
– Да, мой родной, давно жду тебя здесь. Не
очень-то ты гостеприимен.
– Ведь ты могла замерзнуть! Мне сказали…
– Меня бы все равно не отпустили к тебе. Но если
чего-нибудь по-настоящему хочется, всегда найдется выход, верно?
Александр прижимал ее к себе, пытаясь отогреть
сильным, рвущимся наружу, пламенем, горящим у него в груди. Они вместе
поцеловали дрожащие лепестки лотоса. Этот поцелуй действительно многое изменил
в ее жизни.
А люди… Что ж, люди снова остались недовольны. Ведь наш Алек, - сетовали знакомые, - выдающийся актер, а жена у него – так себе, особыми дарованиями не отличается. Наверное, они не знают, что существует такой прекрасный, удивительный дар – верное, любящее сердце.
Густые сумерки медленно окутывали предпраздничный город, осыпая прохожих блестящими пылинками серебра, которые сплетались в замысловатые узоры на стеклах и подоконниках, вспыхивали разноцветными искорками в свете фонарей и опять гасли, купаясь в терпком зимнем воздухе. Сочельник. Сердце сладко сжималось от витающего в воздухе предчувствия праздника, от волшебной музыки этого слова, имеющего привкус чуда и полузабытого раннего детства.
Я шел по суетливой улице и слегка улыбался, касаясь губами полураскрытой чаши пышной, темно-бордовой розы, чтобы согреть ее на удивление мягкие, бархатные лепестки своим дыханием. Такой не по-зимнему роскошный, источающий горьковато-опьяняющий, просто умопомрачительный аромат, букет обязательно должен понравиться моей девушке. Первой я хотел поздравить именно ее – мою нежную и чуткую, с сердцем чистым, как у ребенка, стройную красавицу Наденьку.
Вот-вот я опять увижу большие, иногда почему-то немножечко грустные, темные глаза, которые согревают меня невероятной силой искренней, самозабвенной девичьей любви. Знаю, что Надюшка сегодня весь вечер ждет своего «единственного, вымоленного у Бога», хотя и не признается мне в этом.
Но мои мечты о предстоящей встрече, подкравшись досадным облачком, омрачила одна мысль. И не просто мысль, а легкое чувство вины – позавчера, прогуливаясь в нарядном, сверкающем парке, возле главной елки города, невнимательно слушал увлеченный Надюшин рассказ о том, что она теперь поет в церковном хоре и какие недавно прочитанные евангельские истории больше всего запали ей в душу. Кажется, она заметила мое равнодушие, потому что сконфуженно умолкла и сказала, что на улице становится холодней и уже пора возвращаться домой. Но ничего... Я знаю, Надя простит, ведь она как никто понимает, что начатая, как всегда, в последний момент, подготовка к зимней сессии, могла отвлекать мои мысли от ее религиозных увлечений.
Осталось пройти всего несколько шагов до знакомого двора с деревянной скамейкой под старой, развесистой ивой. Но что это? У подъезда стоит карета скорой помощи. Вид этого автомобиля у кого-либо вызовет тяжелые, тревожные ощущения, тем более в этот праздничный вечер, поэтому не удивительно, что мне стало как-то не по себе.
Грузный мужчина в белом халате, наспех накинутом поверх верхней одежды, уже поднялся на подножку, собираясь закрыть дверцу.
– Скажите, пожалуйста, кому из жителей понадобилась помощь? - спросил я, быстро приблизившись.
Словно резкая вспышка молнии, будто невероятной силы взрыв прозвучало в ответ такое знакомое, дорогое имя – Надежда. В полусознательном состоянии, как сумасшедший, я попытался прорваться в салон, но врач грубо оттолкнул меня, жестко бросив в ответ:
– Отойдите, молодой человек, не задерживайте! Несчастный случай – поражение электрическим током. Пациентка, скорей всего, до утра не доживет.
Машина резко тронулась с места, оставляя на свежевыпавшем снегу ребристый, грязный след, покрытый смятыми лепестками роз.
– Нет!!! Не может этого быть! - кричал я, не стесняясь приглушенных рыданий, выразительно проступающих в голосе. - Подождите! Остановитесь!!
Сердце безумно колотилось, утратив всякий ритм, я изо всех сил бежал по плохо освещенной, заснеженной аллее, не замечая, что ногти глубоко впиваются в мои судорожно сжатые ладони, а колкий ледяной ветер безжалостно обжигает лицо.
Бег длился так долго, что я не сразу заметил, когда перестал чувствовать холод – теперь воздух казался теплым, вокруг были разлиты густые запахи кедровой смолы, оливок и пряного миндаля. Странно. Пришлось остановиться, внимательно осмотреться вокруг.
Мои наблюдения оказались поразительными, просто невероятными: вместо снега под ногами поскрипывал золотистый песок, в который кое-где погружались широкие ветви молодых пальм, выстроившихся по обеих сторонах дороги, рядом возвышались могучие кедры и кипарисы, они будто тихонечко переговаривались между собой где-то под самим куполом неба. Вдалеке виднелись обрывистые горные склоны, которые окружали эту цветущую, благодатную долину.
Ни одна тучка не затмевала чистый и ясный простор над головой, небеса светились загадочными красками восточной ночи: сапфировой синевой и далеким аметистовым отблеском. Но такого призрачного света было совсем недостаточно для того, чтобы полностью преодолеть темноту, которая упрямо окутывала нечеткие очертания экзотических деревьев.
Я напряженно всматривался ввысь, видя в исследовании звездного неба последнюю возможность определить свое местонахождение, но мне не удавалось заметить ни месяца, ни очертаний хотя бы какого-то созвездия.
Вдруг на необозримом синем фоне проступили широкие, серебристые лучи. Постепенно охватив нарастающим половодьем света все таинственное, опечаленное небо, они дрожали и переливались, обнимая крупную, яркую звезду. Я еще не успел удивиться ее неожиданному появлению, как увидел, что неизвестное светило движется по небосклону, оставляя сгущающийся сумрак позади. У меня, конечно, не было никакого желания беспомощно блуждать во тьме, поэтому я также поспешил вслед за удивительной звездой.
Мысль о Наде иголкой пронизывала мозг, вызывала нестерпимую душевную боль, не отступала ни на минуту. Я чувствовал себя растерянным и бессильным, беспомощным, как копеечная игрушка в руках жестокой и легкомысленной судьбы. Казалось, я больше не мог понимать сути происходящего, примиряться с закономерностями мира, в котором мы живем.
Между тем мое, неподвластное законам времени и физики, путешествие продолжалось. Иногда я проходил мимо одиноких домов – во дворах, за высокими ограждениями, скрывались богатые виноградники, придорожные столбы и сторожевые башни, в окнах которых не было и намека на отблеск хотя бы слабенького огонька – везде царствовал глубокий, нерушимый покой.
Но вот: может, это только кажется, а может, действительно, послышался какой-то мелодичный, незнакомый язык. Откуда же льется этот далекий отголосок?
Через несколько шагов я осмотрелся кругом: справа стелилось широкое, кое-где прикрытое ковриком свежей зелени, поле. Внезапно стало ясно, будто днем, и воздух наполнился чистым, высоким стоголосьем, которое невозможно сравнить с любой, даже самой гармонической земной музыкой, от этих звуков душу охватывал неизведанный, непонятный восторг, подобный чувству ничем не омраченного, всеобъемлющего счастья. Я оказался не единственным свидетелем этого чуда: люди, одетые в бедные старинные хитоны, заворожено смотрели вверх, позабыв о своем рассеянном по травяному простору небольшом стаде овец.
С неба по невидимым ступеням спускались настоящие ангелы, выплывая из золотистого, мягкого и полупрозрачного сияния. Нежно-голубые, бледно-розовые и снежно-белые мантии легкими волнами спадали вниз, от огромных, похожих на лебединые, крыльев за спиной. Длинные, светлые волосы густыми кудрями обрамляли овальные, несравненно красивые ангельские лики, которые светились безграничной радостью и добротой.
«Слава в вышних Богу» – оглушительно пел поразительный небесный хор, странно, но я понимал каждое слово, и подсознательно будто повторял за ним. «...и на земли мир», - подхватили маленькие шестикрылые ангелочки, почти касаясь ножками земли – «в человецех благоволение!» Невозможно описать силу, красоту и величие этого неземного видения.
«Наверное, я очутился где-то в преддверии рая, и совсем рядом меня ожидает любимая», - мелькнуло в голове, и на мои душевные раны впервые пролились живительные капельки пускай шаткой, неуверенной, кому-то, может быть, кажущейся наивной, но все-таки надежды.
Когда дивные очертания ангелов, овеянные эдемскими песнопениями, медленно растаяли в бледнеющем небе, пастухи собрались идти за необычной звездой, которая снова четко проступила на небосклоне. Я поспешил присоединиться к ним – бедняки так взволнованно что-то обсуждали, что даже не замечали моего присутствия.
Вскоре перед нами лампадой в надежных ладонях гор засветился красивый городок. Длинные узенькие улицы под сенью ветвистых пальм и смокв, похожие на тоненькие ленты, тянулись между высокими каменными домами, вычурные тени трепетали на стенах, принимая образы легендарных великанов, сказочных львов или каких-то неизвестных растений.
Мне захотелось пройти по его необычным ночным уголкам, но мои поводыри уверенно завернули к входу в пещеру, которая ютилась в сторонке, на краю города.
В этот миг наша путеводная звезда вспыхнула еще ярче, напоминая солнце, заиграла всеми цветами радуги и повисла над отверстием пещеры, указывая лучезарным соцветием своих косых лучей внутрь. Какая-то неизвестная сила вела меня дальше и дальше, неотступно звала взглянуть – куда же указывает луч?
В пещере, на твердом, неровном полу, на коленях стояли три настоящих восточных царя, которые могли существовать лишь в моем воображении во время изучения истории древнего мира, но в действительности такую роскошь и представить было трудно. Тяжелые пурпуровые мантии, украшенные сложными позолоченными узорами, богатые головные уборы, щедро усыпанные драгоценными камнями, мерцали и горели в слабом ночном освещении, резко контрастируя с серым, будничным помещением.
Первый, с более длинной, чем у двух других, слегка поседевшей бородой, держал в руках около трех десятков золотых слитков различной формы, покрытых сложным филигранным орнаментом, протягивая их вперед, к небольшим яслям, высеченным в каменной стене, которые, очевидно, сейчас были колыбелью маленького ребенка.
Второй разряженный гость поставил перед собой хрупкий керамический сосуд, до краев заполненный маслом смирны – символом тленности человеческой жизни, ведь согласно традициям древнего востока, именно этой жидкостью смазывали тела умерших. Третий мудрец медленно разжал ладонь – там лежало несколько зернышек ароматного ладана, величиной с маслину.
«Золото символизирует царскую власть, смирна – страдания и тяжелую жертву, принесенную за грехи людей Богочеловека, сошедшего на Землю, ладан – служение вечному и бессмертному Господу» – вспомнилось мне, выразительно прозвучало рядом, вроде бы произнесенное негромким Надиным голосом.
Но кто же принимал таких удивительных гостей в этой необычной пещере?
Слева от волхвов стоял скромно одетый, седой, как лунь, человек, опираясь на толстую железную трость. Он не проявлял никаких признаков гордости или тщеславия по поводу того, что стал участником непостижимого, торжественного события, он сам покорно поклонился перед заветным углублением в каменном гроте.
Над самими яслями низко склонялась тонкая красивая фигура совсем юной девушки, окутанная пышной и длинной туникой цвета морской волны. Легким движением кисти отбросила она с высокого, ясного чела крупные складки багряного покрывала и повернулась ко мне. Ослепительная, просто неземная красота, гармонично сливающаяся с глубокой одухотворенностью каждой черты нежного, немного благородно удлиненного лица и цветущими устами, очерченными едва заметной улыбкой, так поражала, что я не мог тронуться с места. А прекрасная Дева, заметив мою растерянность, засияла лаской, добротой, словно утешала, гостеприимно приглашала подойти ближе. И тогда я несмело сделал несколько шагов вперед, осторожно обходя удивленных пастырей и их овечек, которые мирно разбрелись по пещере.
С яслей, плотно устланных свежим пахучим сеном, на меня смотрел новорожденный мальчик. Я никогда не наблюдал у младенцев такого осмысленного, до боли пронзительного взгляда – его глаза были океаном бесконечной, жертвенной любви, глубокой, тайной печали и воистину царской мудрости. Необычное Дитя сочувственно смотрело прямо в мою измученную, уставшую душу.
Мгновенно перехватило дыхание, нет, я не испугался, я понял, почувствовал каждым нервом, каждой частицей своего несовершенного, греховного естества, что передо мною Сам Бог. Властелин Вселенной, Творец всего сущего, Альфа и Омега, для которого не существует времени, ведь Он вчера, сегодня и во веки веков тот же, пришедший на Землю ради нашего спасения.
Раньше я совсем не умел молиться, но сейчас губы зашептали сами собой: «Спаси ее, Господи! Спаси мою Надежду!» И, охваченный благоговейным трепетом, я упал на колени рядом с восточными владыками и смиренными пастушками, в молитве пылко протягивая руки к Новорожденному, пытаясь коснуться хотя бы края благословенных яслей. А неземной свет, что словно золотым венцом, блистающим ореолом окружал головку Богомладенца, почему-то начал становиться более ярким, почти слепящим, и я вынужден был прищурить глаза.
Прямо в лицо мне светило веселое утреннее солнце, щедро наполняя лучами чистую и просторную больничную палату. Рядом сидела моя бесценная невеста с рассыпанными по плечам черными волнами волос, строгое классическое платье окутывало ее своим тонким бирюзовым шелком.
– Ну, слава Богу! Не волнуйся, милый, - радостно заговорила она, заметив, что я очнулся, - я здорова, врачи просто потрясены моим внезапным исцелением. А вот тебя нашли вчера лежащим без сознания на пороге больницы.
После коротенького молчания, будто проглотив коварный клубок горечи и наконец осмелившись, Надя спросила:
– Ты действительно так любишь меня?
Ее крошечные, хрупкие пальчики порывисто сжали мои холодные ладони.
И я почувствовал, что хотел бы молча любоваться ею, наслаждаться ее мягким и музыкальным, таким родным голосом, делить с ней трудности, радости, веру и целехонькую жизнь.
– Ты знаешь, сегодня родился Христос, - негромко сказал я, наконец разомкнув свои неподвижные, соленые губы.
На мгновение расширенные Надины зеницы вспыхнули удивлением, но она еще раз, внимательнее, взглянула на меня, и... все поняла.
– Славим Его, - ответила почти шепотом, и на ее длинных, опущенных ресницах заблестели слезы.
Через полчаса мы, крепко держась за руки, шли по широкой, иллюминированной улице, заполненной приятными запахами хвои и экзотических фруктов, навстречу хрустальным звукам церковного перезвона. Маленький белоснежный храм, увенчанный золотыми коронами куполов, поднимал победные кресты Господни высоко в ясное зимнее небо, манил торжественной мелодией благовеста. Ступив на церковный двор, в едином порыве мы вместе с любимой опустились на колени прямо в пушистый, нетронутый снег. Перед нами возвышался огромный рождественский вертеп, в котором над новорожденным Сыном склонилась в знакомой красной ризе величественная Дева Мария, а Святое Дитя с яслей будто благословляло нас на счастье, на любовь, на путь, который мы хотим пройти рука об руку, своим проникновенным, безгранично ласковым взглядом.
Рекомендуйте хорошее произведение друзьям и следите за новостями в соц. сетях
опубликовано: 10-12-2015, 10:38