Не сад, а всего лишь две вишни юных
в бабушкином дворе.
Кроме дождей, метелей, морозов
ничто им не угрожает.
Но каждый художник заводит беседу
и спор о зле и добре –
ему достаточно просто взглянуть
на то, что его окружает.
Не сад - всего лишь порыв, предтеча,
зародыш, зерно ли, намек ли
на тремоло листьев, на мысли о саде,
где бисер горит вишневый.
Сорви эту боль, эту быль и небыль,
вдохни, пока не намокли
эскиз тишины, набросок надежды
и сумрак чернильно-новый.
Двум юным старинным деревьям-птицам
плодами делиться не с кем.
Слегка приоткрытые губы заката
наполнились соком кислым.
Из пламени лет, из вишневого дыма
возник силуэт Раневской,
и взрослая комната стала детской,
и жизнь озарилась смыслом.
***
не заметив, что ночь полыхает...
Спит тревожно орган духовой
и прогорклое время вдыхает.
Беспокойного жара его
не остудят ни фуги, ни строфы.
Не осталось уже ничего
от камней панорамы Голгофы.
Что лукавому Чистый Четверг,
он исходит бессильною злобой.
Hauptwerk, Oberwerk... фейерверк –
ты на вкус эту азбуку пробуй.
А потом до рассвета следи,
что небесный сулит бестиарий.
Дрогнет сердце осколком в груди.
Всякий город – немой планетарий.
Не удержится, выстрелит лук –
птица Время лишится ночлега.
Но опять то носок, то каблук
обозначат подобие бега.
“Ну же, голову музыке в пасть!” –
что за сладкий дурман поединка?
Так привержена целому часть,
так стихии послушна пылинка.
Ночь бледнеет. Ложатся у ног
сад Купеческий, сад Гефсиманский.
Это дышит языческий бог,
это Бог говорит христианский. 10
* * *
«Музыка…» – вначале шепчу, но ответа не слышу.
«Музыка» – повторяю спокойно и тихо.
«Музыка!» – внезапно перехожу на крик.
пусть увязнет в зубах алфавит твоего языка.
Ты – изысканный яд, ты – страница разорванных книг.
Ты – мое наказанье, мое многоглазое лихо.
Я не просто люблю тебя, музыка – я тебя ненавижу!
«Музыка, больше не верю, что сердце твое необъятно.
Плеск твоих колыбельных меня в заблуждение ввел.
Чем воздастся еще мне за ревность,
за дерзость, за верность?
А быть может, предательство –
это награда за преданность?
Как внезапно, как рано
твоя мне открылась запретность!
Ты порою жестока, груба, хладнокровна как вечность,
не прозрачная ткань твоя совесть,
но грязный подол.
Проклинаю тебя –
и в объятья твои устремляюсь обратно.
Развернула над городом
призрачный рай своего шапито,
обещая несметные радости,
чем ты на деле смогла одарить?
Твой чахоточный сон
не хочу я досматривать больше!
Ты – развенчанный, свергнутый,
славы лишенный тиран.
Ты – тревога и язва,
ты – щелочь и соль для едва затянувшихся ран.
Отчего ты молчишь? Ты опешила?
Ну, поднимайся, ну, пой же!
Хочешь, я буду ползать,
но только бы ты продолжала парить!
Я не просто люблю тебя, музыка,
я без тебя – ничто и никто.
2017
***
Не устраивай с Богом торг,
Он судьбу не ломает – лепит.
Страх порой похож на восторг,
а восторг так похож на трепет.
Не заканчивай с миром спор,
как бы ни был он равнодушен.
Каждый сам себе Кьеркегор,
каждый только себе и нужен.
Не устраивай с миром бой.
Каждый носит свои вериги.
Будь собой, просто будь собой.
Жрица-осень сжигает книги.
2017
* * *
Белле Ахмадулиной
в честь бога войны
(Хотя и другое
для имени есть толкованье).
Здесь нужно заметить:
когда предпосылки верны,
то ход рассуждения – молот,
а суть – наковальня.
Безжалостный месяц с весной,
будто с мачехой, груб.
Никто не одернет его –
ни обид, ни пощечин.
Проталины-раны,
печаль, возведенная в куб,
мой месяц-злодей
бесшабашен, упрям, худосочен.
Факир, лицемер,
для чего обещаешь сердцам,
ветрам и ручьям
несусветную чушь, ахинею?
Бродяга и плут,
прощелыга, безбожник, пацан,
не стоишь весны,
но смеешься, мерзавец, над нею.
Считаешь себя полководцем,
простак, рядовой,
не знаешь, подлец,
как восторженна месть трибунала.
Ну что ж, продолжай в том же духе,
довольный, живой.
Пока еще мгла
твою молодость не спеленала.
2016
* * *
"Люблю, люблю, но реже говорю об этом..."
Лучше об этом шепчи, не труби,
ничего не пиши в повести,
которую многие смогут прочесть,
не размещай фотографий в фейсбуке.
Ты спрашиваешь: а как любить, если...
Не спрашивай, иди по заросшей тропе
или по широкой дороге – люби,
как будто ни за спиной, ни за горизонтом
нет ни одной разлуки.
Лучше об этом молчать,
ты же знаешь, что написал Шекспир,
это было понятно еще до Шекспира, до Моисея,
до Христа, до Вергилия, до Гомера.
Нет до тебя дела Бродскому, Пастернаку, Пушкину, Стусу, Шевченко (по алфавиту)
и еще сотням твоих учителей,
но благодари целый мир:
он тебя научил тому,
что любовь – это субстанция,
к которой ни одна не применима мера.
И если о ней вообще стоит писать,
то лучше писать на пергаменте времени,
сгорающем у тебя на глазах,
но когда развеешь пепел,
поймешь, что нет ничего более прочного,
чем эта пыль полевая.
Ты спрашиваешь, а как любить, если...
Не спрашивай, верти в руках детский калейдоскоп, только не нужно его поспешно наземь бросать,
потому что если выпадут стеклышки,
ты уже не сможешь вернуться к тому, что было,
сколько бы тысяч лет ни провел,
этот странный посев поливая.
2017
* * *
Александру Кушнеру
Если годы – не голуби, а вороны,
если были тщетны веков прививки,
отправляйся на озеро близ Вероны,
где Юпитер с гор собирает сливки.
Но пронзает город сильнее тика.
Чем сегодня пополнится твой глоссарий? –
выдох «Санта Мария…» и вдох «…Антика».
Вот – Леони Порта, а вот – Борсари.
Может, встретишь на площади Алигьери,
расспроси его – если так совпало –
чем опасен лес, и откуда звери,
и какие замашки у делла Скала.
Страшен яд вражды… Ты совсем ребенок.
И с паломника спросится, и с вельможи.
Посмотри, как много вокруг веронок –
до чего же они на одну похожи!
2015
-
Автор: Денис Голубицкий
- Город: Киев
Рекомендуйте хорошее произведение друзьям и следите за новостями в соц. сетях
опубликовано: 9-11-2017, 09:17
