Горние песни
Стоит душа с тоской неуловимой.
Под лютню пели песню херувимы,
И на душе отрада и покой,
Как будто бы весеннею капелью
Впервые созерцаем образ свой,
В своей душе найдя святую келью.
Так горнею ступаем мы долиной
В стране святой и оттого незримой
Простому глазу. Только для сердец,
Столь чистых, как роса весной в апреле,
Как искренние слезы, наконец,
Сравнимые лишь с миро и елеем.
И нету ничего прекрасней песни,
Ни в горнем мире и ни в поднебесье -
Той херувимской песни о любви,
Что убеляет душу с сердцем вместе,
Святые зажигая в нас огни,
Заботясь, как о собственной Невесте...
И хочется, чтобы земля под нами
Вновь расцвела небесными цветам,
И чтобы, как в начале всех времен,
Цветы и день, и ночь нам пели снова,
Как будто разум не был искушен,
И мы всё так же можем видеть Слово.
Покаянная осень
Баритон покаянной осени
Зазвучал над людской молвой,
И раскаяньям, словно росами,
Время сыпаться, как листвой.
Да чего же ты, осень милая,
За людьми идущая вслед,
В моем сердце всегда хранимая?
И душе ты моей сосед.
Покаянная осень чистая,
Омовенье людской души,
Отчего ты такая быстрая?
Подожди чуть-чуть, не спеши.
Дай подумать, дай мне исправиться
В моем затхлом монастыре,
Может, все же кресты поправятся
В куполах на моей душе.
Может хор запоет отеческий -
«Старославский» малиновый звон -
По душе моей человеческой
Покаяньем среди икон.
Не спеши ты так, осень милая,
Мы пройдем с тобой этот путь,
А земля, еще вся красивая,
Станет лучше когда-нибудь.
С нового листа
Вот и все, постучалась в окошко беда,
Распрощаемся мы со счастливыми днями,
Начинается долгий наш путь в никуда,
Вдоль осенних аллей, уходящий за нами.
По рассветной тропе, сквозь осенний туман,
Застилать его будут отжившие листья,
Унося нашу память, как вечный обман,
Только б в этот момент перед Богом стать чистым.
И беды лютый взор мне уже нипочем,
Свое сердце давно я порвал на кусочки,
Как какая-то злая печать сургучом
Задушила меня, но седые листочки
Все закроют, и в вечность мой путь обовьют,
Словно мамины руки, как в детстве ,объятьем.
Я любить буду все до последних минут,
И молиться за всех вас - ниспосланным счастьем.
Сердце
Позабытой дорогой во храм
Рвалось сердце мое к покаянью,
Я последний мерзавец и хам,
Разрывают мне душу стенанья.
Словно шлюха, потею опять
Перед Ликом Святой Матроны,
Мне не сложно с себя снимать
Все регалии и погоны.
Попрошу сбросить бремя оков
И безрадостых сладострастий,
И не столько прощенья грехов,
Сколь свободнее стать от страстей.
Они
Он не спрашивает, сколько ей лет,
Она не спрашивает, как у него дела.
Они вместе, даже когда их нет,
Он ее не искал - она его не ждала.
Однажды он только зажег свечу,
И она же на пламя этой свечи пришла,
Ей чудилось, вроде сейчас взлечу,
Вроде бы крылья свои, где-то она нашла.
Вот так живут: он под луной стихи
Ночами напишет, глаза подняв к небесам,
Она же в мольбе за его грехи
Свечу зажигает, как только войдет во храм,
И просит у Бога, чтоб он был цел,
Неважно, где далями носит его судьба,
Чтоб свой, наконец, он нашел удел,
И Господа просит быть рядом, а вдруг беда:
«О, Господи, Отче, под свой покров,
Возьми Ты его, и тогда защити от зла,
Лишь был бы он жив, да еще здоров,
И чтобы печаль его сердце не обожгла».
И где б ни носила его судьба,
Он в это же время, всегда вспоминал о ней,
Искал он, где светит его звезда:
«Будь милостив, Боже, к безвинной рабе своей».
Одиночества лютый взор
Положите меня в русской рубашке,
Под иконами умирать...
С. Есенин
Все уходит из жизни бренной,
Где-то я поступил не так
И смотрю, как в моей вселенной
Превращается свет во мрак.
Позабылось как все, не помню:
«Эй, душа, ты еще жива?»
Словно заперт в каменоломню,
Как на каторгу естества.
И пришло как-то все нелепо,
Грусть-тоска на душе моей.
Остается мне только слепо,
Молча шествовать вдоль теней.
Обуяла меня тревога
И несу я какой то вздор,
Смотрит так с моего порога
Одиночества дикий взор,
От которого холод в спину
Подсознание леденя,
Перед тем, как я вас покину,
Чтоб избавить от мук огня,
Мою душу под небесами,
Чтоб по смерти была чиста,
Положите пред образами
Богородицы и Христа...
Последний час Мафусаила
Дряхлый согбенный старец,
Целясь во мрачное небо
Грязным костлявым пальцем,
Пророчествовал над бездной,
Стоял на скале гранитной.
Ветер трепал его космы,
Словно лохмотья одежды,
Но старца, опершись на клюку,
Твердо держали ноги:
«О, громы, метла и вьюга!
Посох, буран и веник!
Доколе терпеть все это,
Если уже природа,
Словно в агонии, бьется -
То прогремит ураганом,
Иль изольет цунами,
Или другой катастрофой
Бьет по несчастным людям!
Что вы молчите, звезды?
Что ты, луна, замолкла?
Солнце, ну где ты, солнце!
Ты, как скала, безмолвно!
Тигр, олень и щука
Забыли заветы предков!
Смеялись над старой Евой!
Не верили вы Адаму!
Каиново отродье!
Где мой отец? Где Енох**?
Он же ходил меж нами!
Левиафан и гидра!
Взойду на высокую гору,
Чтоб с высоты увидеть
В долине реки Фисона***,
Возле земли Халила***,
Где золотые копи,
В долине реки Гихона****,
Рядышком с Хиддекелью*****,
Невдалеке от Ефрата,
Куда позабыли дорогу,
В сад, что для нас запретен!
Тысяча попугаев!
Опоссум с ехидной вместе!
Издалека увижу,
Чтоб ничего не видеть
Больше на этом свете!
Небо, гроза и лошадь!
Вот она, влага с неба,
Прав был мой внук Ксисутр******,
Прозванный Ут-Напишти******
В городе Шуруппака*******,
Названный в детстве Ноем,
Строивший из гофера********
Лодку размером с гору, -
Что отворится бездна.
Сверху вода и снизу!
Гиена, дракон и утка!
Нету уже спасенья!
Дряхлые, дряхлые кости,
Несите меня на гору!
Ворона, индюк и цапля!
Вижу уже верхушки
Последнего часа сада.
Горе, большое горе.
Тонет в саду надежда.
Туча, песок и камень!
Нету нигде спасенья!
Только Адам однажды
Мне говорил, мой прадед,
Сказал, придет Искупитель,
От смерти, который избавит!
Мамонт и птеродактиль!
Значит, жива надежда!»
С радостным криком старец
Прыгнул с горы в пучину.
Так в серых холодных волнах
Пробил час Мафусаила*.
* благочестивый допотопный патриарх, сын Эноха и отец Ламеха, отца Ноя. Он жил долее всех людей, именно 969 лет, и умер, по еврейскому преданию, в год потопа.
** Енох, Ханох — потомок Сифа, сын Иареда и отец Мафусала, седьмой патриарх начиная от Адама. Прожил 365 лет после чего «не стало его, потому что Бог взял его» (Быт. 5:22-24). Сама пятая глава Книги Бытие представляет собой родословную от Адама до Ноя и его сыновей. Про всех остальных предков Ноя, в отличие от Еноха, говорится «и он умер».
*** Фисон — (Быт. II, 11) одна из четырех рек, орошавших сад Эдемский. Фисон обтекал землю Хавила, богатую отличным золотом и дорогими камнями. Восточные отцы отождествляют Фисон с Гангом, Козьма Индикоплевст с Индом.
**** Гихон, иначе Геон (бурный, стремительный) (Быт. II, 13) — вторая река Рая, вытекавшая из Эдема и орошавшая землю Куш. Предполагают, что это настоящая река Аракс, впадающая в Каспийское море.
***** Хиддекель одна из рек Эдема (Быт. 2: 14),она же река Тигр
****** Ной в разных источниках. Ксисутр в халдейском предании и в поэме найденной в Ниневии - Ксисутр, десятый из первобытных царей (Ной — десятый из патриархов), спасшийся от потопа. Ут-Напишти(Вавилонский Ной) - один из героев "эпоса Гильгамеша". Гильгамеш - пятый царь первой династии Эреха, посетил Ут-напишти, который и рассказал ему о потопе.
******* Шуруппака - допотопный и древнешумерский город, родина Ут-напишти(Ноя), современная Фара.
******** Гофер (крепкое, смолистое дерево) (Быт.6:14 ) - дерево, из которого был построен Ноев ковчег, предположительно кипарис или кедр.
-
Автор: Денис Филатов
Рекомендуйте хорошее произведение друзьям и следите за новостями в соц. сетях
опубликовано: 1-12-2016, 00:35
